Расставьте знаки препинания: Близоруко прищурившись Прелюбодеев подошёл поближе к фотографии. Безусловно это Верона, рынок на площади летним зноем. Но Ростислав вернулся с конференции зимой а фотография дышит летним зноем. Ранее утро блещет во влажном камне, в хрустале фонтанных струй, в красках плодов и овощей. Проходящий мимо священник смотрит заложив руки за спину и как будто слушает весёлый и вежливый торг. Сладко жмурится его бритое лицо в утреннем солнце а расширенные ноздри дышат ароматами деревни. По периметру рыночной площади стоят здания на каждое из которых Прелюбодееву хотелось бы смотреть каждый день. В центре города колодец возле которого древняя старуха с лицом похожим на печёное яблоко вырезает середины артишоков моет и складывает в корзину. Сколько купят столько бабка и вырежет и груда мокрых артишоковых сердец в центре Вероны не уменьшается. Прелюбодеев присмотрелся. Разнообразные сердца можно было увидеть на всех окрестных прилавках. Все они были разные пронизанные стрелами двойные одинарные подписанные обожжённые в печках в пылу любви но все съедобные.
Ответы
Близоруко прищурившись, Прелюбодеев подошёл поближе к фотографии.
Безусловно, это Верона, рынок на площади летним утром.
Но Ростислав вернулся с конференции зимой, а фотография дышит летним зноем.
Ранее утро блещет во влажном камне, в хрустале фонтанных струй, в красках плодов и овощей.
Проходящий мимо священник смотрит, заложив руки за спину, и как будто слушает весёлый и вежливый торг.
Сладко жмурится его бритое лицо в утреннем солнце, а расширенные ноздри дышат ароматами деревни.
По периметру рыночной площади стоят здания, на каждое из которых Прелюбодееву хотелось бы смотреть каждый день.
В центре города – колодец, возле которого древняя старуха с лицом, похожим на печёное яблоко, вырезает середины артишоков, моет и складывает в корзину.
Сколько купят, столько бабка и вырежет, и груда мокрых артишоковых сердец в центре Вероны не уменьшается.
Прелюбодеев присмотрелся.
Разнообразные сердца можно было увидеть на всех окрестных прилавках.
Все они были разные: пронизанные стрелами, двойные, одинарные, подписанные, обожжённые в печках, в пылу любви, – но все съедобные.