11. Бурмин мог бы скрыть от Марьи Гавриловны, что он женат, так как единственный свидетель (его слуга) умер в походе. Бурмин признается Марье Гавриловне, потому что…
Ответы
Ответ:
Полагая, что «счастливые концы вовсе не характерны для прозы Пушкина», Анна Ахматова отмечала как исключения почти все концовки «Повестей Белкина», делая оговорки только для «Станционного смотрителя» и «Выстрела»:
Автор поэм со страшными и кровавыми развязками (“Цыганы”, “Полтава”) и якобы жизнерадостного романа (“Евгений Онегин”), где герой и героиня остаются с непоправимо растерзанными сердцами, внезапно с необычным тщанием занимается спасением всех героев “Повестей Белкина”». Делает он это, согласно Ахматовой, так сказать, вопреки своему знанию реальной жизни, ибо «Пушкин <…> не хуже нас знал <…> что героине “Метели”, обвенчанной неведомо с кем, предстояло влачить одинокие дни»2.
Легко понять, что Ахматова была убеждена: Пушкин обеспечил Марье Гавриловне счастливую супружескую жизнь.
В этом убеждении Ахматова была, мягко говоря, не одинока. Исследователи «Метели» почти единогласно настаивают на том, что в развязке повести и ее герои, и ее читатели получают happy end.
Вот лишь несколько разновременных авторитетных голосов из этого весьма многоголосного хора.
Б. Эйхенбаум: «В “Метели” вместо ожидаемых трагических осложнений все кончается необыкновенно мирно и просто — благополучным законным браком»3. В. Виноградов: Бурмин «ехал к “преступной проказе”, оказавшейся потом его счастьем»4. Н. Берковский: «Все хорошо у Марьи Гавриловны с Бурминым <…>»5. Г. П. Макогоненко пишет, что соединение героев «Метели» «счастливо для обоих»6. В. Шмид считает, что «на смену безнадежности ставших однажды легкомысленно перед аналоем молодых людей приходит супружеское блаженство»7. Ф. Раскольников утверждает: «то, что казалось Марье Гавриловне ужасным недоразумением обернулось счастливым браком»8.
Правда, двое из процитированных авторов указывают на некоторую затененность достигнутого в финале счастья. Н. Берковский заявил, что «счастливый конец “Метели” <…> ироничен. Все хорошо у Марьи Гавриловны с Бурминым, но где же этическая гармония: ведь третий в этой истории, Владимир Николаевич, обездолен, убит, забыт»9. На это возразил В. Маркович: «противоречие остается неразрешимым лишь на уровне фабулы, построение сюжета его “снимает”»10.
Г. П. Макогоненко также говорит об иронии счастливого конца, но иронию видит в том, что Марье Гавриловне и Бурмину предстоит жить обыденной жизнью ненарадовских помещиков: «автор иронией дает нам понять, как прозаично, как неглубоко, как примитивно определится это счастье»11.
Однако иронический или нет, конец и в этих интерпретациях понимается как счастливый (по крайней мере для случайно обвенчанных героев).
Заметим, что есть еще одна точка совпадения почти всех писавших о «Метели»: указание на параллелизм этой повести с «Барышней-крестьянкой» — как по нагромождению сюжетных недоразумений (qui pro quo), так и по развязке сюжетов. Наиболее лаконично это сформулировал Поль Дебрецени, сказавший, что в обеих повестях «надуманное и путанное действие приходит к искусственному и счастливому концу»12. Перекличка концов и впрямь бросается в глаза: совпадают и родительское ожидание свадьбы, и ситуация узнавания, и отдельные лексемы, и синтаксические обороты.
«Барышня-крестьянка» «Метель»
Он бросился ее удерживать. <…> «Акулина! друг мой, Акулина!» повторял он, цалуя ее руки. <…>
«Ага!» сказал Муромский, «да у вас, кажется, дело совсем уж слажено…»
Читатели избавят меня от излишней обязанности описывать развязку.
<…> старушка перекрестилась и подумала: авось дело сегодня же и кончится! <…>
«Боже мой, Боже мой!», сказала Марья Гавриловна, схватив его руку, «так это были вы! И вы не узнаете меня?»
Бурмин побледнел… и бросился к ее ногам…
Создается, однако, впечатление, что очевидные сходства затмили для большинства исследователей не менее очевидные различия двух концов. Во-первых, в «Метели» никто не просит у читателей избавления от обязанности описывать развязку. Во-вторых, стоило бы обратить внимание, что только одна повесть в белкинском цикле завершается не точкой, а отточием — «Метель». Может быть дальнейшая судьба Марии Гавриловны и Бурмина далеко не так предсказуема, как судьба Елизаветы Муромской и Алексея Берестова, и вопреки надеждам доброй Прасковьи Петровны дело сегодня совсем не кончится?
Насколько мне известно, лишь один исследователь решительно отклонился от представленного выше хорового согласия и усомнился в том, что конец «Метели» — счастливый. В. Э. Вацуро проницательно заметил и знаки препинания, и интонационную напряженность возгласов героини: