Сформулируйте любую проблему, которую затрагивает автор текста. Напишите два варианта формулировки каждой проблемы: в виде повествовательного и в виде вопросительного предложений.

Звонок раздался, когда Андрей Петрович потерял уже всякую надежду.
Здравствуйте, я по объявлению. Вы даёте уроки литературы?
Андрей Петрович вгляделся в экран видеофона. Мужчина под тридцать. Строго одет — костюм, галстук. Улыбается, но глаза серьёзные. У Андрея Петровича ёкнуло под сердцем, объявление он вывешивал в сеть лишь по привычке. За десять лет было шесть звонков. Трое ошиблись номером, ещё двое оказались работающими по старинке страховыми агентами, а один перепутал литературу с лигатурой.
— Д-даю уроки, — запинаясь от волнения, сказал Андрей Петрович. — На дому. Вас интересует литература?
— Интересует, — кивнул собеседник. — Меня зовут Максим. Давайте начнём завтра. В десять утра вас устроит? К девяти я отвожу детей в школу, а потом свободен до двух. Записываю адрес.
В эту ночь Андрей Петрович не спал, ходил по крошечной комнате, почти келье, не зная, куда девать трясущиеся от переживаний руки. Вот уже двенадцать лет он жил на нищенское пособие. С того самого дня, как его уволили.
«Вы слишком узкий специалист», —сказал тогда, пряча глаза, директор лицея для детей с гуманитарными наклонностями. — Мы ценим вас как опытного преподавателя, но вот ваш предмет — литература — никому, увы, не нужен.
Новую работу Андрею Петровичу найти не удалось, литература осталась в считанных учебных заведениях, последние библиотеки закрывались, филологи один за другим переквалифицировались кто во что горазд.
Сбережения быстро закончились, и Андрею Петровичу пришлось затянуть ремень. Потом продать аэромобиль, старый, но надёжный. Антикварный сервиз, оставшийся от мамы. А затем настала очередь книг. Древних, толстых, бумажных. За раритеты коллекционеры давали хорошие деньги, так что граф Толстой кормил целый месяц. Достоевский — две недели. Бунин — полторы.
В результате у Андрея Петровича осталось полсотни книг — самых любимых, перечитанных по десятку раз, тех, с которыми расстаться не мог. Ремарк, Хемингуэй, Маркес, Булгаков, Бродский, Пастернак... Книги стояли на этажерке, занимая четыре полки, Андрей Петрович ежедневно стирал с корешков пыль.
«Если этот парень, Максим, — беспорядочно думал Андрей Петрович, нервно расхаживая от стены к стене, — если он... Тогда, возможно, удастся откупить назад Бальмонта».
Максим позвонил в дверь ровно в десять, минута в минуту.
— Проходите, — засуетился Андрей Петрович, — Присаживайтесь. Как вы знаете, в школах литературу не преподают почти сотню лет. Понимаете, в конце двадцатого века начался кризис. Читать стало некогда. Сначала детям, затем дети повзрослели, и читать стало некогда их детям. Ещё более некогда, чем родителям. Появились другие удовольствия — в основном, виртуальные. Ну, и, конечно, техника. Андрей Петрович замолчал, утёр рукой вспотевший вдруг лоб.
«Мне нелегко об этом говорить», —сказал он наконец. — Литература умерла потому, что не ужилась с прогрессом. Но вот дети, вы понимаете... Дети! Литература была тем, что формировало умы. Особенно поэзия. Тем, что определяло внутренний мир человека, его духовность. Дети растут бездуховными, вот что страшно, вот что ужасно, Максим!
— Я сам пришёл к такому выводу, Андрей Петрович. И именно поэтому обратился к вам.
...День сменялся новым. Андрей Петрович воспрянул, пробудился к жизни, в которой неожиданно появился смысл. Андрей Петрович не переставал удивляться, как Максим, поначалу глухой, к слову, не воспринимающий, не чувствующий вложенную в язык гармонию, с каждым днём постигал её и познавал лучше, глубже, чем в предыдущий.
Однажды, в среду, Максим не пришёл. К вечеру Андрей Петрович уже не находил себе места, а ночью так и не сомкнул глаз.
Следующие несколько дней прошли как один скверный сон. Максим не приходил. Даже любимые книги не спасали от острой тоски и вновь появившегося чувства собственной никчёмности, о котором Андрей Петрович полтора года не вспоминал.
Что-то заставило Андрея Петровича войти в Интернет и пролистать ленту новостей.
Сердце внезапно зашлось от боли. С фотографии смотрел Максим, строчки курсива под снимком расплывались перед глазами.
«Домашний робот-гувернёр, серия ДРГ-4З9К, — с трудом сфокусировав зрение, считывал с экрана Андрей Петрович, — дефект управляющей программы. Заявил, что самостоятельно пришёл к выводу о детской бездуховности, с которой решил бороться. Самовольно обучал детей предметам вне школьной программы. От хозяев свою деятельность скрывал. Изъят из обращения... По факту утилизирован... Общественность обеспокоена проявлением...».
Андрей Петрович поднялся. На негнущихся ногах прошагал на кухню. Колени подломились, и он тяжело опустился на пол.
«Коту под хвост, — пришла итоговая мысль. — Всё коту под хвост. Всё это время он обучал робота. Бездушную, дефективную железяку. Вложил в неё всё, что есть. Всё, ради чего только стоит жить. Всё, ради чего он жил».
(По М. Гелприну)

Ответы

Ответ дал: diamand0305
0

Ответ:

Человек и искусство, Почему од­ни люди погружаются в мир, созданный художником, а другие остаются глухи к прекрасному?, Какое искусство необходимо об­ществу?, Как музыка влияет на душу челове­ка, его внутренний мир?,

Вас заинтересует