Ответы
Ответ:
Была осенняя кромешная темень, был нудный осенний дождь, и было еще
отважное и отзывчивое сердце четырнадцатилетнего мальчишки. И он шагал
впереди матери, чтобы проложить ей в темноте дорогу, чтобы всю сырость с
сосновых лап принять на себя...
Так было в сорок втором году, когда он провожал мать в район по вызову
военкомата.
А сейчас? Что стало с ним сейчас?
Отринул, отпихнул от себя родную сестру, самого близкого, самого
дорогого человека, с которым всю войну, все самое страшное пережил вместе.
Да как он мог сделать это? Ведь не злодей же он, не последний человек в
своей деревне. Были времена - в пример ставили. А вот он, примерный человек,
вот что натворил, наделал... И сейчас он уже не только перед сестрой своей,
перед братьями вину чувствовал, но и перед Васей, перед покойным
племянником.
Да, да, и перед Васей. Все думал, все уверял себя - ради Васи, ради его
памяти старается. А разве Вася простил бы ему, как он мать его родную
поносил, топтал? И уж, конечно, нет и не будет ему прощения от Степана
Андреяновича. Тот ради Лизы, ради невестки своей любимой, всем, жизнью своей
пожертвовал бы, а не то что домом...
Ослепительная, каленая молния прочертила черную просеку дороги впереди.
Потом где-то в стороне тяжко грохнуло и покатилось, и покатилось в сузем...
Шла запоздалая осенняя гроза, и Михаил вдруг вспомнил отца, его
последний наказ: "Сынок, ты понял меня? Понял?"
Тридцать лет назад сказал ему эти слова отец. Сказал в тот день, когда
уходил на войну, и тридцать лет он ломал голову над ними, а вот теперь он
их, кажется, понял...